Три года и куча сеансов с психотерапевткой ушли на то, чтобы написать этот текст. Я пишу это для тех, кому это нужно: может быть, вы думаете о том, чтобы начать практиковать полиаморию или другие виды этичной немоногамии, может, вы практикующий полиамор, или вы разорвали абьюзивные отношения и пытаетесь понять, что произошло, или, может быть, просто хотите быть в романтических отношениях. Даже если вы моногамны, продолжайте читать, потому что это история об эмоциональном и психологическом абьюзе в романтических отношениях.
Я семь лет встречалась с нарциссом.
Наши отношения изначально были полиаморными. Я жила со своим парнем и его девушкой, мы были как семья. Мы могли встречаться с кем угодно. В теории. Через пять лет после начала отношений я влюбилась в женщину, мы начали встречаться. Я встречалась и с мужчиной, и с женщиной, и мы жили вместе. Люди приходили и уходили, в нашей семье что-то менялось. Нас в сообществе знали как активистов полисообщества.
Всё отлично. Но было одно но: партнер, с которым я жила семь лет, был манипулятивным, эмоциональным абьюзером без капли эмпатии. Если ему чего-то не хватало, он искал это в своих девушках. Мы все были добрыми, эмпатичными, сильными женщинами. Мы все были феминистками и принадлежали к квир-сообществу. Мы помогали его репутации. Неважно, что он делал: вот мы, умные феминистки, всё ещё встречались с ним и снимали с него все подозрения.
Мне всё ещё больно об этом говорить. Писать ещё сложнее. Обычно мне хорошо даются слова. Но, как в песне Тори Эймос, я все эти годы молчала. Большим усилием воли я рассталась с ним и ушла из того дома. Я не знала, почему я ухожу. Просто нужно было уйти, и все. В голове были тревожные звоночки, моя тревожность стала невыносимой, я не могла спать и не знала почему. Раньше получалось это игнорировать, но не сейчас. Я ушла и говорила себе, что просто чувства прошли. Любовь умерла. Со всеми случается. Только через год после начала терапии я поняла, что угашение чувств ничего общего с этим не имело. Любовь была в начале, да, но потом она утонула под гнётом абьюза.
Любовь не сравнится с абьюзом. Но он, если мы думаем о нём как о любви, держит нас в опасных отношениях. Так при чём тут немоногамия?
Абьюз принимают любую форму. Он происходит в любых отношениях. О насилии в моногамных гетеросексуальных отношениях говорят всё больше и больше, но вот насилие в однополых и немоногамных отношениях почти не обсуждают. Мы знаем, что в однополых отношениях он тоже происходит. Мы все знаем, что он происходит когда угодно, с кем угодно. Но мы об этом не говорим.
* * *
Все годы немоногамных отношений я читала всё по теме этичной немоногамии, что могла найти. Я говорила о своём опыте. У меня брали интервью для телевидения, журналов, радио. Я была на обложках журналов как молодое лицо полиамории в моей стране. Как полиактивистка, я ходила на все квир-встречи и делилась опытом полиаморных отношений в маленькой стране, где не так много об этом знали. Полиамория была моей жизнью и неоплачиваемой работой, я читала всё об этом.
Когда у меня были сомнения, я искала книги по самопомощи для полиаморов. Я читала полибиблии, их критику, писала о полиамории в теории и на практике, делилась своим опытом, читала опыт других. Все эти годы я будто работала над докторской. Я всегда хорошо училась. Как Гермиона Грэйнджер, я искала ответы на жизненные вопросы в книгах. Книги о полиамории я читала каждый раз, когда у меня повышалась тревога, когда я терялась, не знала, как справиться с новыми препятствиями. Когда одна книга не помогала, я искала другую.
Я хорошо учусь. Я очень хорошо понимаю теорию полиамории. На практике у меня многое не получалось, но тем не менее я провела годы в поли-отношениях, разве это не доказывает, что они работают? Годы, которые я встречалась со своими парнем и девушкой, были одновременно лучшими и худшими. Я доказала себе, что могу это делать. Я не только принимала, что у моих партнёров может быть кто-то другой, но и сама могла иметь кого-то другого. Я получила свою докторскую в отношениях. Полиамория работала. А потом внезапно перестала.
Когда моя девушка со мной рассталась, впервые в жизни я почувствовала, что могу умереть от разбитого сердца. Я так пыталась всё сделать правильно и не знала, как дышать, когда всё это пошло под откос. Книги не помогали. Я пыталась найти ответ, но всё впустую. Даже Гугл не помог. Этот разрыв оставил дыру внутри и дыру в полифантазии. Вся гниль всплыла.
Почти год я смотрела на эту гниль и пыталась её поддержать. Я думала, что тоже прогнила. Я плакала каждый день, но всё равно не замечала главную проблему. После этого расставания я хотела умереть, и это заставило меня обратиться за помощью. Я пошла в терапию и начала пить антидепрессанты и противотревожные. Потом я ушла от партнёра, вернулась к девушке, но потом рассталась с ней, так как она стала встречаться с другими и я не могла с этим справиться. Из меня всё высосали. Мне нечего было отдавать. Эта докторская чуть не лишила меня жизни.
Я не буду в деталях описывать, что он делал. Просто расскажу в общих чертах. Он делал то, что делают большинство абьюзеров. Он меня не бил. Вообще открыто не применял силу. Он был идеально скрытным. Я извинялась за то, чего не делала. Всё, что шло не так, было моей виной. Он создавал правила, которые помогали только ему. Заводил разговоры, которые длились часами, пока я не уставала. Пытался тестировать мои границы и не останавливался, когда я говорила нет или выражала дискомфорт. Он использовал мои работы, чтобы улучшить себя. Забирал мои идеи для своей карьеры. Использовал всю мою эмпатию, так как своей у него вообще ни капли не было. Следил, с кем я встречаюсь, как у нас идут отношения. Лишал меня всех возможностей знакомиться с женщинами, в которых я была заинтересована. Использовал мою интровертность ради своего блага. Использовал мою репутацию, чтобы защитить свою. Использовал мою доброту, чтобы в том числе сблизиться с женщинами, близкими мне. Он полагался на мой эмоциональный труд. Сводил все разговоры и ситуации к его интересам. Пользовался моей работой по дому.
Всё то же самое (и хуже) он делал и с другими девушками. Эта часть истории принадлежит мне. И вот ещё: его девушки (после меня) были моими подругами. Я их представила друг другу. Это было его паттерном. Я познакомилась с ним через подругу, которая встречалась с ним. Мне тогда было 21. Все его девушки были примерно этого возраста, когда начинали с ним встречаться. Даже сейчас. Вот ещё что у них было общего: обычно у них был какой-то тяжелый период, и им нужен был кто-то, кто их поймёт. И сейчас он тоже использует своих девушек, чтобы найти следующую. Я была дверью к ним.
И это ещё не всё. Это лишь верхушка айсберга. Его действия влияли на близких нам людей. Чем ближе мы становились, тем больше росло его влияние. Это тот момент, где полиамория все усложняет. Он добрался до большого количества людей из-за нашей полиамории. Конечно, извращённая сторона насилия заключается в том, что в остальное время он вёл себя как любящий партнёр. Абьюз не черно-белый. У него есть оттенки. У абьюза есть общие черты и красные флаги, но он по-разному выглядит для каждого. Обстоятельства и другие люди делают его чем-то уникальным и личным. И его сложно заметить.
Только сейчас я начинаю понимать некоторые вещи. Я благодарна тому, что нашла терапевта, который помог мне. Он не спас мне жизнь, но помог мне спасти себя саму. И после своего спасения я осознала то, чем хочу поделиться с вами.
Я не верю в то, что этичная немоногамия и полиамория априори абьюзивны. И моногамия тоже. Но я заметила, что из-за некоторых аспектов немоногамии сложнее распознать абьюз. И именно поэтому со мной такое произошло.
* * *
Полидискурс недостаточно говорит об абьюзе
Мне понадобилось много времени, чтобы понять, почему большинство книг о полиамории и стратегии коммуникации, описанные там, для меня не сработали. Я не говорю, что в книгах о полиамории вообще не обсуждается насилие или что люди это не обсуждают. Я говорю о тех книгах, что я читала, которые часто рекомендуют.
Полидискурс создан для здоровых людей. Ну или для идеальной полиперсоны, которой не существует. Там почти не говорят об опыте людей с проблемами психического здоровья, тревожными расстройствами, паническими атаками, КПТСР (комплексное посттравматическое расстройство) или людях с депрессией. “Библии” полиаморов говорят о том, как надо встречаться лицом к лицу с ревностью, страхом одиночества, низкой самооценкой. Большинство предполагают, что вы и другой человек это можете.
Но там не говорится о том, что если у вас, например, комплексное посттравматическое расстройство, то вам может быть непросто использовать методы коммуникации, предполагаемые для «здоровых» людей. Или вы можете попробовать, но потом у вас паническая атака на 6 часов — или вы предположите, что боль и тревога для отношений нормальны, что произошло со мной. И если вы живете так день, год, то, может, что-то работает?
Я пыталась делать всё, что говорили книги. У меня даже рабочая тетрадь по проработке ревности была! Рабочая тетрадь. Перебор? У меня комплексное ПТСР и генерализованное тревожное расстройство. Полиотношения могут триггерить кого-то вроде меня. Годами я пыталась справиться с глубокой травмой без какой-либо помощи. Я встретилась лицом к лицу со страхом одиночества, отвержения и сравнения и всё ещё продолжала отношения. У меня были панические атаки, но тогда я не знала, что они так называются.
Годами я жила в постоянной тревоге и думала, что это нормально, потому что это полиамория. Когда вы часть меньшинства, вы идёте к сообществу за помощью. Мое сообщество было мейнстримное полисообщество. Книги по полиамории говорили продолжать пытаться, что сложности нормальны, полиамория — тяжёлая работа.
Недавно я открыла для себя Клементину Морриган, авторку книги о травмоинформированной полиамории, и до меня наконец дошло. Дискурс, в котором я участвовала, был построен на насилии. Для кого-то, может, это и сработает, но для людей с психологическими травмами это может быть опасным. Все эти годы я думала “закрыть” отношения. Оставить тех партнёров и партнёрок, которые были, и никого нового не впускать. Временами я чувствовала такую боль, что не могла справиться, когда партнёры начинали новые отношения. Я никогда не просила их этого не делать, так как чувствовала, что если это сделаю, то потеряю свою медаль полиактивистки и проиграю.
Я себе повторяла: “Если я попрошу их ни с кем не встречаться, то нужно уйти мне”. Либо надо было жить в дискомфорте, либо я не могла быть поли и нужно было со всеми расстаться и уйти. Всё или ничего. Так что я продолжала, с болью и тревогой. Доходило до того, что у меня были срывы на работе, я плакала каждый день, была на грани сумасшествия. Это происходило со мной в разное время и по разным причинам. Девушка никогда меня не абьюзила, но мне всё равно было тяжело, когда она начинала встречаться с другими. Никакие разговоры не помогали. Я начала вести себя контролирующе из-за своего страха. Я боялась потерять её из-за тех людей, с которыми она встречалась и влюблялась. Я общалась с её девушками, надеясь, что я подружусь с ними и не стану чувствовать угрозу. Но было ещё хуже.
Я начинала сравнивать себя с ними и приходила к одному и тому же выводу: они были лучше меня. Всё, чему я научилась за эти годы, нужно было учить заново. И вот я чувствую, что ничему не научилась. Я не хотела быть неуверенной и контролирующей персоной. Я жутко боялась. Я была несчастна. Всё это было слишком, и потом что-то сломалось. Я больше не могла так жить. И я решила, что будет лучше, если мы расстанемся. И ушла.
Недавно я прочитала, что Клементине Морриган пришлось попросить долговременного партнёра поставить немоногамию на паузу. И они согласились на время это прекратить. Я была в шоке. Я не знала, что так можно сделать и всё ещё остаться поли. Впервые я поняла, что не я одна так страдаю. Что можно не справляться с чем-то и не бросать всё. Я также поняла, что любить кого-то — значит ценить их здоровье. Что даже если вы немоногамны, это не значит, что вам нужно хотеть искать всякие другие отношения. Мои партнёры никогда так не поступали. Прошли годы, прежде чем я поняла, что я не просила многого. Я — не слишком.
Любовь — это уважение границ партнёров и их травм. Любовь — забота о своём партнёре. Если этого нет, значит, это не любовь.
* * *
Даже если вы феминистка, это не значит, что с вами такого не случится
Я очень долго была уверена, что раз я феминистка, то я не буду встречаться с кем-то, кто меня не уважает. Я была уверена, что встречаюсь с профеминистом. Наши отношения были феминистскими. Поли-дискурс с самого начала был феминистичным. Из-за разговоров об этичной немоногамии и борьбы с мононормативными стандартами — это очень позитивный дискурс. Ревность — помеха, вот три шага, чтобы с ней справиться. Чувство одиночества пройдет, просто своди себя на свидание или поговори с метамуром_кой, почувствуешь себя лучше. Полиразговоры секс-позитивны, боди-позитивны. Вы видите паттерн: они всё-позитивны.
Но такая позитивность опасна.
Большинство феминисток знают, что гетеросексуальная моногамия непроста. Дисбаланс силы между мужчинами и женщинами и структура моногамных отношений несут на себе вес традиционных гендерных ролей. Феминистки знают эти проблемы и осознанно вступают в такие отношения. Когда феминистка выбирает полиаморию, может казаться, что проблемы мононормативности их больше не коснутся.
Нам кажется, что полиамория изначально феминистична и провалов там не будет. Мы перестаём осознавать, что можем жить в том же кошмаре. Мейнстримный полидискурс об этом не говорит. Делается упор на позитивные стороны, отношение к проблемам – “разбирайтесь сами”, реальные проблемы замалчиваются.
Полиаморный дискурс очень показательно фокусируется на коммуникации и согласии. Но отношение к этому как к тому, что подходит для всех, не берёт в расчёт опасность абьюза. Это очень сложно заметить, когда вы заняты построением видимости феминизма. Это ещё сложнее, если вы феминистка, у вас магистерская степень в гендерных исследованиях и если ваш абьюзер — хорошо известный профеминист и у него есть степень в изучении полиамории и в гендерных исследованиях. Открываются возможности для газлайтинга. Когда вы поклоняетесь Богине Коммуникации, вы начинаете думать, что все проблемы можно решить словами. Это не так.
Коммуникация — инструмент абьюза. Манипуляторы хороши в разговорах, они хорошо играют с отрицанием, противоречиями и восприятием. В полиотношениях я провела годы, постоянно разговаривая. Все мои слова перебирали так тщательно, что я уставала. Мои мысли, мои желания, мои вопросы и моё личное время — всё это подвергалось сомнению партнёра. Всё это делалось ради того, чтобы быть честной. Я позже заметила двойной стандарт — мой партнёр тоже анализировал свои чувства и делился ими со мной, но раз он манипулятор, скорее всего, он делился только тем, чем ему было удобно.
Эти разговоры происходили каждый раз, когда я была заинтересована в ком-то. Большинство из них были бесполезными. После того, как мои чувства так разбирали, я перестала с кем-то встречаться. Коммуникация и согласие использовались против меня. Это контролировало мои чувства, потому что что бы я ни чувствовала, мне пришлось бы говорить об этом. Иногда я выбирала не чувствовать. Это не стоило того. Иногда меня втягивали в разговоры, в которых мне приходилось добираться до корня моих эмоции, к предполагаемой правде, и в процессе они менялись. Их словно убивали. Что бы я ни чувствовала в начале разговора, к его концу становилось невозможно говорить, и я прекращала всё. Это всё убило возможность спонтанности и движения в каком-то своём ритме.
Нужда в коммуникации не оставила личного пространства. Я поняла масштаб проблемы, когда это всплыло как ответ на травму в недавних отношениях. Я хотела поговорить о том, о чём не нужно было, потому что это было частью моего внутреннего мира и не поддавалось сомнению. Нарушение личного пространства — причина нашей первой ссоры. Он говорил, что ему жаль. Он плакал. Он купил мне розу. Он пообещал, что этого больше не произойдёт. И со мной это действительно не повторялось — по крайней мере, не так явно. Более скрытно. Тогда я его простила. Я думала, что это просто ошибка, которую ты совершаешь, когда учишься полиамории, учишься справляться с границами и чувствами других. Полиамория всё усложняет. Сложно увидеть границу между личным пространством и поддержкой, между ошибками и абьюзом.
* * *
Просто если вы этого не видите, это не значит, что этого нет.
Знаете, что одновременно классно и не классно в полиамории? Поли – это про поли, то есть много. А во что много людей собираются? В группы. Группы – это классно. Но ещё и сложно. В группе есть своя динамика. Я не психологиня, так что буду проста. Группы могут быть частью идентичности, они дают чувство принадлежности к чему-то. Но также можно перестать замечать паттерны своего поведения и поведения других. Группы меняют или мешают восприятию вещей.
Я ненавижу слово “влияние” — это идея, что группы могут повлиять на нас и заставить вести себя так, как мы бы не стали вести себя в одиночку. На меня нелегко повлиять. Полиамория заставляет тебя чувствовать, что ты часть чего-то большего, что немногие поймут. Вначале можно себя почувствовать так одиноко в своей немоногамии, и тогда группа становится важной. Группа — твоя семья, твой дом.
Когда-то я нашла популярный блог под названием Пропущенная ступень. Термин был введен Клиффом Первокраси. Метафора работает отлично:
Были ли вы когда-то в доме, в котором что-то не так? Там прям что-то явно небезопасное, но все в доме живут так долго, что привыкли к этому? “А, чуть не забыл, там пропущенная ступень на неосвещённой лестнице без перил. Но мы просто помним, что надо перепрыгнуть”.
Я прочитала это, вспомнила о ком-то из сообщества, и всё. Тогда я не понимала, что живу в доме с пропущенной ступенькой. Когда я начала встречаться с абьюзером, иногда он начинал вести себя иначе: либо его что-то разозлило, либо ему скучно, и он начинал относиться ко всем как к говну. Проходило так же быстро, как и начиналось, но запоминалось. Сначала я была в шоке: “Ты чего кричишь?” “Почему ты так холодно себя ведешь?” “Я не потерплю к себе такого отношения”. Но я терпела.
Мы либо ссорились весь день, либо он злобно молчал. Потом его девушка пришла ко мне и объяснила, что “у него так бывает, он остепенится”. Знаю, как это звучит. Меня учили терпеть абьюз. Она не специально. Она делилась своим знанием о том, как перепрыгнуть пропущенную ступень. Она помогала мне так, как могла. И это сработало. Я перестала ссориться с ним и просто ждала.
Я не понимала, что это абьюз — в конце концов, я уже переживала всякий абьюз и такая тактика была мне знакома. Меня критиковали, когда я явно шла против абьюза. Сейчас я научилась справляться по-новому. Только я не понимала, что это то же самое. Я думала, что ничего общего тут нет.
Потом я такой же совет давала другим его девушкам. Мы научились совладать с его абьюзивными вспышками (мы это называли характером), делились знанием с другими и таким образом поощряли его, а новые голоса останавливали от конфронтации. Группа сделала нас послушными.
Я начала с ним встречаться только после того, как увидела, как он относится к другим девушкам. Я помню, что думала, раз он так уважительно и бережно относится к своим партнёркам, значит, ему можно доверять. Я ему это даже сказала напрямую. Но тогда я не знала, что он это делал на публике. Его поведение было просчитанным. Без публики он менялся. Только спустя нескольких лет после разрыва — и разговоров с его бывшими — я заметила паттерн.
Не думаю, что станет новостью, что внутри квир-сообщества есть насилие. В годы активизма я сталкивалась с тем, что важные люди сообщества либо были абьюзерами, либо защищали их — даже после того, как пережившие об этом говорили открыто. И моё сообщество ничего с этим не делало. Сейчас культура открытой критики привела нас к тому, что мы не отличаем хорошее от плохого. Мы цензурируем наш язык и готовы окунуть друг друга в грязь за малейшую ошибку. В большинстве случае открытая критика используется в качестве затыкания одиноких, неуслышанных голосов. Она заставляет бояться говорить. Это позволяет некоторым формам абьюза остаться незамеченными.
С абьюзом в сообществах мы обычно поступаем так: люди предупреждают друг друга в личках. Никакой публичности. Все знают, но никто не хочет открыто говорить. Когда же это открывается, одни игнорят, другие защищают абьюзера, третьи называют это клеветой. А абьюзеры продолжают абьюзить. Репутация в сообществе остаётся, они ищут следующих жертв.
После расставания я ушла из всех групп. Я сделала это ради своего же блага, но потеряла сообщества, которые были мне как родные. Все приходилось начинать сначала. Нужно было находить новых друзей. Я потеряла почти всех, кого знаю. Я не ходила на встречи, на которые хотела. Я потеряла чувство принадлежности. Потом я расхотела там быть. Я не хочу быть там, где он и подобные ему приветствуются. Для сообщества, построенного для меньшинств, это чувство остаётся на стороне тех, у кого власть.
Полиамория заставляет чувствовать себя особенной. Люди полагают, что полиамория автоматически более согласованная, более осознанная, более квир-френдли, более равная. И когда ты поли, то чувствуешь себя особенной. Более просвещенной. Поли не означает, что вы лучше в коммуникации или в распознании абьюза или в сексе. Это не делает вас лучше. И точка. Но ты чувствуешь себя по-другому.
Когда вы чувствуете себя по-другому и чувствуете дискомфорт, вам кажется, что это норма. Всё-таки вы делаете то, что не всем дано. Общество вас не понимает. Ваш способ жить постоянно критикуется. Так что вы идёте к “своим” людям. Когда вы поли, ваш круг общения — партнёрки и партнёры партнёрок. Всех, с кем я дружила, я встретила через партнёров и партнёрок партнёров. Когда я ушла, у меня почти не было “внешних” друзей.
Я принимала эмоциональную боль, так как думала, что она нормальна. Я публично говорила о своих чувствах и получала овации от сообщества. Думала, что в этом и смысл. Страдания часть этого. Как и говорили книги.
Я не знала, что боль — всегда предупреждение. Наше тело и чувства знают что к чему перед тем, как наши мозги осознают. Хотя даже они подводят. Я научилась обращать больше внимания на свои чувства.
Поймите, с кем вы, когда вы в боли. Чувства не случайны. Вы не преувеличиваете, не драматичны, не слишком чувствительны. Большинство полилитературы говорили мне, что я могу, неважно, сколько боли это принесёт. Нужно её перетерпеть, но не прислушиваться к ней.
Полидискурс очень критично относится к чувствам, к любви как к исчерпываемому ресурсу. Он должен ценить любовь и чувства, но относится к ним как к тому, что надо перебороть. Он не говорит о том, что для чувств есть причина. Их нельзя просто так перебороть. Иногда их надо прочувствовать.
Просто если вы много знаете, это не значит, что вы осознаёте
Очень распространён миф о том, что сейчас все так хорошо проинформированы, что очень сложно попасться в ловушку абьюзеров. Статистика насилия в отношениях говорит обратное.
Если не считать статистику, то мне кажется, что ситуация ровно противоположная. Мы все так хорошо проинформированы Гуглом о ИППП и квантовой физике, что мы чувствуем себя неуязвимыми. Знание даёт нам ложное чувство безопасности.
Как и большинство переживших насилие, я спрашивала себя: почему я позволила этому случиться? Я же знала, что такое абьюз. Как он может выглядеть, истории, примеры друзей, своё прошлое. Я была осведомлена, и всё равно такое случилось.
Знаете, бывает, когда что-то очевидно, а ты этого не видишь? Я так провела семь лет жизни. Большинство тревожных звоночков были. О них я тоже знала. Я же читала. Я даже писала об этом. Репостила посты о тревожных звоночках. И не осознавала, что они обо мне.
Я думала, раз я все знаю, то точно не останусь в абьюзивных отношениях. Раньше я из таких отношений уходила. Я думала, что такого со мной не случится.
Память очень странно работает. Пока я искала заметки к статье, я нашла имейл, который посылала своей девушке об абьюзе в полиотношениях. Год 2016, я все ещё была с ней и с парнем. Она была вроде как в полиотношениях раньше. Они были жестокие и абьюзивные. Я написала ей, сказав, что я ещё не читала статью, но может, ей будет полезно. Я не помню этого. Скорее всего, я так и не прочитала статью.
Тысячу раз я сталкивалась лицом к лицу с реальностью и всё ещё её не замечала. Мозги всегда всё сравнивают. Я знала абьюз, который пережила девушка. Но так как то, что делала её бывшая, было таким ужасным, я не видела менее очевидные сходства. Неважно, насколько наши абьюзеры были разными, им обоим нужен был контроль.
Странно, что я помню ещё одно событие так хорошо. Под конец отношений с ним я помню, как читала первый том дневника Сьюзан Сонтаг, “Перерожденная”.
В браке любое желание становится решением (…), кто-то просто перестает “мириться” после ссор — начинает молчаливо злиться, потом просто молчать, потом всё снова начинается.
Я выделила эту цитату. Я помню, что во мне очень сильные чувства возникли при прочтении. Такая маленькая вещь, даже необязательно об абьюзе, но о людях и отношениях. Вот тогда-то я поняла, что что-то не так. Я не знала, почему во мне так отзывается эта фраза. Я же не замужем! Почему я чувствую себя как в клетке? Бессильной?
Это был мой тихий внутренний голос. Тот самый, который нам говорит, что что-то не так. Который мы игнорируем. Он всплыл, но я тут же силой воли утопила его.
Слушайте этот голос. Вы знаете его лучше всех. Вы всегда его распознаете. И голос вас знает. Даже лучше, чем вы себя сами. Не игнорируйте его. Я его не слушала и пропустила то, что было перед глазами. Так же, как я не послушала интуицию, когда встретила его.
Очень много времени прошло перед тем, как я распознала этот голос как свой. Так долго я прятала его в тени и вот наконец вынесла на свет. Я обязана ему жизнью.
У меня нет ответов. Только одни вопросы.
Благодаря терапии я сейчас лучше распознаю манипуляции. Я начинаю понимать, где мои границы. Я не позволяю людям переступать через меня. Но также я прорабатываю глубокую травму. Я до сих пор восстанавливаюсь.
Нам надо восстановиться как сообществу. Я не знаю как. Поэтому я рассказываю вам это всё. Будьте моими свидетельницами. Давайте все используем и ум, и чувства, чтобы найти решение. Я не одна. Моя история – и ваша тоже. Мы знаем такие истории и даже еще хуже. Я прошу вас говорить с другими. Давайте вместе станем свидетельницами личной и коллективной боли. Я верю, что мы сможем.
Авторка: Inês Rôlo
Перевод: Астро
