TW: изнасилование, антисемитизм, пытки
Эван Рэйчел Вуд — американская актриса и музыкантка, известная по сериалу «Мир Дикого Запада». Она сделала каминг-аут как бисексуалка в интервью для журнала Esquire в 2011 году, а в 2018 выступала перед Конгрессом США на слушаниях Закона о правах переживших сексуализированное насилие (Survivors’ Bill of Rights Act — законопроект, устанавливающий права для переживших сексуализированное насилие в федеральном кодексе). В апреле 2019-го Вуд выступала перед Комитетом общественной безопасности Калифорнии. В этом выступлении Вуд рассказала о деталях отношений с абьюзером: как её связывали и били током по чувствительным местам, угрожали убийством, насиловали. Что по сей день она боится его, что она травмирована и всё ещё переваривает произошедшее.
В тот день она выступала за принятие Акта Феникса, созданного командой людей, переживших домашнее насилие, который устанавливает исключения для срока исковой давности для домашнего насилия. Акт Феникса единогласно утвердили в Калифорнии, и теперь Вуд работает над тем, чтоб его приняли в других штатах.
Она рассказывает, как через несколько лет после окончания отношений она собрала огромное количество доказательств насилия и пошла к юристу. Ей сказали, что срок исковой давности истёк и в глазах закона доказательства потеряли силу.
«Мне показалось нечестным, что ты приходишь в полицию с видеодоказательством того, как над тобой издеваются, а тебе говорят, что с этим ничего нельзя сделать. Поэтому я помогла разработать закон для людей, переживших насилие, на которых иначе бы даже не посмотрели в полиции».
«Я боюсь, — говорит она. — Люди говорят, почему ты не назовёшь абьюзера, и я отвечаю, что пыталась; я сделала всё, что в моих силах, и мне говорили, что с этим ничего нельзя поделать. Было слишком поздно».
Эван неоднократно говорила, что хочет назвать своего абьюзера, когда будет готова. И в 2021-м она заявила, что её абьюзером был Мэрлин Мэнсон.
«Он ухаживал за мной, когда я была подростком. Мне промывали мозги и манипулировали до тех пор, пока я не подчинилась. Я не хочу больше жить в страхе расправы, шантажа и клеветы. Я проливаю свет на то, как опасен этот человек, и на индустрию, которая его поощряет. Я поддерживаю тех, кто больше не хочет молчать о прожитом насилии. Он называл меня жидом и рисовал свастику на прикроватной тумбочке, когда злился на меня. Окружающим нужно было смеяться над этим. Если они не смеялись или говорили, что это неправильно, они становились изгоями и над ними издевались ещё больше. Моя мама приняла иудаизм, и он говорил, что “это лучше”, потому что я “не кровная еврейка”. У нас не было БДСМ или кинкового секса. У нас вообще не было секса, когда меня пытали, до или после. Я думала, что умру в процессе».
Вуд до сих пор не может справиться с симптомами комплексного посттравматического стрессового расстройства. У неё бывают дизассоциация, панические атаки, кошмары, агорафобия, проблемы с контролем импульсов, хронические боли и многое другое. Она долго не могла оплакивать произошедшее, так как тело защищало её от этого.
«Иногда я боюсь быть одна в квартире. Иногда я даже не могу выйти за порог, чтоб встретить курьера, — настолько мне страшно. Я раздражаюсь, потому что можешь сколько угодно себе говорить “там никого нет, никто тебя не убьёт, выйди за дверь”, но тело не сдвинется с места. Потому что тело всё помнит».
Поэтому её раздражает, когда люди обесценивают переживания переживших насилие, говоря “просто отпустить”. «Мы очень хотим всё отпустить и забыть. Я бы хотела не говорить об этом, никогда не думать про это. Но это невозможно».
Учитывая всё, через что прошла Эван, она очень серьёзно относится к своему психическому здоровью. И во многом ей помогает её окружение.
«У меня есть друзья и подруги, которые понимают моё прошлое и мою травму. Я могу им позвонить в три часа ночи и сказать: «Вы мне нужны». Они приедут и подержат меня за руку, пока я не усну».
Помимо людей у неё есть и другие инструменты для поддержания психического здоровья, которые она собирала годами. Также она верит в терапию и получение профессиональной помощи. «Мне кажется, у всех должен_на быть психотерапевт_ка, как у всех есть обычный_ая доктор_ка». И слезы тоже помогают. «Я всё время плачу. Мне это нравится, потому что я долго боролась с этим».
Но даже зная, как помочь самой себе, иногда трудно использовать эти инструменты — печальная реальность для всех, кто когда-либо ходил на терапию. «Мне нужно было принять, что психотерапия не исправит всё, это не единственное решение. Мне кажется, многие думают, что в терапии им скажут, что нужно делать, но этого не происходит. Работа психотерапевтов_ок — не сделать всю работу за вас, а только помочь найти пути решения проблем.
Ей не всегда удавалось легко просить о помощи. Впервые она позволила себе «спасательный жилет» в 22 года — когда добровольно легла в больницу после попытки суицида. До этого было, как она выражается, “дно” — и её злость не позволяла ей просить о помощи. «Когда дошло до того, что другие начали предлагать помощь, я злилась на них за то, что они не помогли мне раньше».
В то же время злость может помочь в исцелении. «Иногда просто нужно взбеситься. У меня бывало такое, когда я сидела одна в доме и кричала во всё горло, потому что мне просто надо было это выпустить».
Но даже с доступом к помощи на восстановление уходят годы практики — иногда выделить время на заботу о себе непросто, особенно когда другие на тебя полагаются. Вуд — мать шестилетнего сына, и она учится находить баланс между материнством и заботой о своём здоровье.
«Баланс между заботой о себе и необходимостью быть всё время доступной для ребёнка, не чувствуя вину за то, что тебе нужно побыть одной, очень деликатный. Потому что я знаю, что, если я не могу быть рядом с ним, я не смогу быть самой лучшей матерью для него».
Но есть и хорошее: она передаёт своему ребёнку знания о том, как сохранить себя. Она учила его успокаиваться, если у него плохой день, он перегружен или просто зол и не успокаивается. «Я хочу, чтобы ты сделал три вещи, — говорит она ему в таких ситуациях. — Хорошо поспал, попил много воды и послушал музыку».
Вуд учит сына, как вести себя и в других ситуациях. Сейчас много разговоров вокруг насилия, совершаемого мужчинами, так что растить мальчика в такое время непросто.
«Я надеюсь, что воспитываю хорошего мужчину», — говорит она. Она знает, что часть взросления — разговоры о культуре изнасилования и что много токсичной маскулинности идёт из выученного поведения. «Это ведь разговор и о мальчиках тоже. Мы их подводим, когда замалчиваем культуру насилия. Надеюсь, однажды мужчины разозлятся на эти дурацкие стереотипы, потому что сейчас я злюсь за сына».
Вуд думала о сыне, когда решила рассказать свою историю. Она знала, что однажды он прочитает её заявления или найдет вещи из прошлого. Так что она усадила его и рассказала о своей истории так, чтобы ребёнок понял. Ему стало грустно, но он был рад, что мама в порядке.
«Мне кажется, я вдохновила его быть лучше», — говорит она. Она также вспоминает случаи, когда сын замечал, что происходит в его окружении, вроде эпизодов скрытого сексизма, и высказывался против стереотипов. «Дети понимают больше взрослых иногда. Они всё переварят, если ты честна с ними и даёшь им шанс. У них большие сердца, и они очень рады поговорить о таком».
Когда Вуд спрашивают, чувствует ли она то, что на неё давят, чтобы она казалась более “в порядке”, чем она есть на самом деле, Вуд говорит, что нет. «Мне раньше казалось, что быть сильной — это значит не дать этому повлиять на себя. Теперь для меня это средство позволить этому повлиять на тебя, но отпустить, узнать боль, пройти через неё, позволить ей пройти через тебя и затем отпустить. Можно сломаться, но всё ещё быть сильной».
Она также знает, что исцелиться полностью невозможно. «У меня есть моменты, когда я думаю, мол, ну я же уже это проработала, почему оно снова вернулось? Но теперь понимаю, что даже проработанные годами вещи возвращаются и надо их прорабатывать снова. Это постоянный процесс».
Она говорит, что людям кажется, что ты открыта, когда говоришь на табуированные темы, но это не так. «У меня, например, проблемы с прощаниями и принятием конца. Это та вещь, о которой если меня начать расспрашивать, я скажу, что не хочу об этом говорить».
И это верно: когда ты открыто говоришь о своей боли перед всем миром, нужно, чтоб было что-то, о чём знаешь только ты. Ведь у нас у всех есть свои загоны: плохие механизмы самопомощи, травмы, другие проблемы со здоровьем, над которыми мы работаем, или просто попытки выжить в этом беспокойном мире.
«Хоть кому-нибудь сейчас нормально?»
«Не знаю, — говорит Вуд. — Но я знаю, что мы не одни».
Текст: Астро
По материалам:
https://www.self.com/story/evan-rachel-wood , https://people.com/tv/evan-rachel-wood-shares-more-details-alleged-abuse-marilyn-manson/ , https://people.com/tv/evan-rachel-wood-says-marilyn-manson-abused-manipulated-her/
